В ходе избирательной кампании в США энергетика занимала достаточно заметное место и в предвыборной риторике Трампа, и в выступлениях его соратников — в частности, в июльской публикации бывшего госсекретаря Майка Помпео в The Wall Street Journal. Мозговой центр Трампа, The America First Policy Institute (AFPI), чьи разработки, скорее всего, лягут в основу действий его администрации, тоже регулярно выступал по вопросам энергетической политики. Основные пункты программы достаточно предсказуемы для республиканского кандидата: меньше внимания «зеленой» и декарбонизационной повестке, больше — интересам бизнеса; фокус на дешевизне и экономической эффективности.
В рамках такого подхода обещано выдавать больше разрешений на разработку нефти и газа на землях, принадлежащих федеральному правительству, снять запрет на работы в Аляскинском заповеднике, разморозить разрешения на строительство трубопровода из Канады в Оклахому и строительство заводов по сжижению газа на побережье Мексиканского залива. Кроме того, предполагается значительно ослабить требования к автопроизводителям в отношении их портфеля продаж — при Байдене эти требования были ужесточены, что заставляло компании продавать определенное количество электромобилей, чтобы иметь возможность продавать обычные авто. То есть фактически эта мера заставляла производителей субсидировать продажи электромобилей за счет повышения цен на обычные машины.
Помимо этого, если верить Помпео, нефть предполагалось сделать элементом внешней политики — договориться с Саудовской Аравией, чтобы выжать Россию с мирового рынка нефти.
Приведет ли такая политика к радикальным изменениям в обозримой перспективе? Скорее всего, нет.
В действительности федеральное правительство имеет достаточно мало возможностей стимулировать нефтедобычу в США. В отличие от большинства стран мира, в США практически отсутствуют специальные налоги на добычу нефти, какие-либо аналоги российского НДПИ. Американское государство участвует в доходах от нефтедобычи через обычный универсальный налог на прибыль. В такой ситуации у правительства просто нет особого пространства для маневра, то есть нет той доли нефтяной выручки, которой можно поступиться в пользу нефтедобытчиков.
Что государство может делать — это выделять новые площади для сдачи в аренду под нефтедобычу. Ставки такой аренды довольно низкие, это плата скорее за землепользование, чем за эксплуатацию недр. Трамп обещает увеличить предложение участков, но ограниченность их количества не была проблемой и при Байдене. Американская сланцевая добыча достаточно уверенно росла, в основном компенсируя свое падение во время пандемии, когда цены на нефть были низкими. Но этот рост замедляется, так как наиболее продуктивные участки уже введены в разработку, а добыча на менее продуктивных при сохранении стоимости работ означает увеличение себестоимости, которая и без того дополнительно выросла в период высокой послековидной инфляции.
От проекта трубопровода из Канады, проходящего по территориям, на которых начиналась добыча американской сланцевой нефти (Keystone XL), отказались уже три года назад и вряд ли к нему вернутся. Впрочем, центр добычи сланцевой нефти в США переместился в Техас и собственной инфраструктуры для нее уже хватает. К тому же особенного роста сланцевой добычи теперь не прогнозируется — может быть, еще миллион-полтора баррелей в день при условии сохранения цен выше $75 за баррель. А вот при падении цен ниже $60 за баррель прогнозируется снижение добычи на полтора-два миллиона баррелей в день на горизонте двух лет. Поэтому идея снизить цены на бензин для американских потребителей за счет роста нефтедобычи в США выглядит несколько утопично: тут уж одно из двух — либо низкие цены, либо рост добычи.
Столь же трудно реализуемой выглядит идея лишить Россию ее нефтяной выручки, договорившись с Саудовской Аравией о резком наращивании добычи. По мысли Помпео (про которого Трамп уже сказал, что не пригласит его в свой новый кабинет), при росте добычи и вызванном этим падении цен Россия будет вынуждена остановить добычу и уйти с нефтяного рынка, после чего Саудовская Аравия сможет насладиться им в в одиночестве (как, видимо, и высокими ценами).
Но, во-первых, Россия с ее текущей себестоимостью добычи и транспортировки, не превышающей $20 за баррель для основного объема добычи, так сразу добычу не остановит, а если и остановит, то так же быстро и нарастит, как только цены пойдут вверх. Во-вторых, для американских добытчиков эта ситуация будет куда болезненнее. Именно так дело и обстояло в 2020 году, когда Трамп угрозами лишить Саудовскую Аравию всех военных поставок принудил ее к переговорам с Россией на предмет организованного снижения добычи ради стабилизации рынка во время пандемии. Кроме того, следующий теоретический шаг в этой схеме — резкий рост цен, которым вроде и предполагалось заманить Саудовскую Аравию в игру, — будет неприятен для американских потребителей. В общем, в этом плане слишком много противоречий.
Что теоретически можно было бы попробовать провернуть вместо неработающей схемы ценового потолка, так это убедиться, что дополнительной саудовской и выросшей американской добычи достаточно для замещения российской нефти, и затем попытаться объявить полное и всеобъемлющее эмбарго на закупки российской нефти для всех с угрозами вторичных санкций в случае нарушения. Но в таком сценарии баланс нефти в мире не сходится, российская нефть все равно понадобится, а рост цен в ходе этого эксперимента может загнать мировую экономику в очень тяжелый кризис.
Снятие байденовского моратория на выдачу разрешений для новых заводов СПГ может поменять ситуацию после 2028 года. На заводы, которые должны войти в строй в ближайшее время, этот мораторий не распространялся (когда он был введен, заводы уже строились). Ожидается, что в 2026–2027 годах в строй войдут мощности, обеспечивающие производство нескольких десятков миллионов тонн СПГ, однако в первые несколько лет их загрузка не будет превышать 70%. Даже если стараниями администрации Трампа появятся какие-то дополнительные заводы СПГ в ближайшие три года, это ничего не изменит: в этот период мощности производства СПГ не будут ограничивающим фактором.
Пространство для маневра, которое здесь открывается, связано с российским газом. Когда новые мощности в США будут введены в строй и дополнительные объемы сжиженного газа пойдут на европейский рынок, появится возможность наложить санкции на «Ямал СПГ», равно как и отказаться от российского трубопроводного газа, поступающего сейчас в Центральную Европу. Это так и произойдет, если только до этого не будут заключены некие политические соглашения о сворачивании или смягчении санкционной войны в отношении России.
Помимо планов наращивания добычи в США и ценовой войны с Россией, Трамп и его интеллектуалы настроены отказываться от международного сотрудничества в области ограничения выбросов парниковых газов и выходить из Парижского соглашения. Если США при этом отменят плату за выбросы углекислоты в атмосферу, американские товары, поставляемые в Европу, начиная с 2026 года должны будут обкладываться балансирующим налогом CBAM. В таком сценарии можно ожидать тарифной войны между Европой и США. Впрочем, учитывая предвыборные обещания Трампа замещать подоходный налог импортными пошлинами, такая война имеет высокие шансы развернуться в любом случае.
Если европейский механизм CBAM сломается на противостоянии США, его будет крайне трудно применять в отношении товаров из других стран. Да и европейские производители начнут давить на органы ЕС, чтобы добиться послаблений экологических требований ради сохранения конкурентоспособности с остальным миром.
Любопытно, что в данный момент одним из крупнейших доноров кампании Трампа и его конфидентом является Илон Маск. Вроде бы антиэкологические взгляды Трампа и его команды должны идти вразрез и со взглядами, и с коммерческими интересами фабриканта — производителя электромобилей, солнечных панелей для зданий и батарей для хранения солнечной энергии. Как конкретно этот конфликт будет разрешаться, мы пока не знаем, но совершенно очевидно, что импорт китайских электромобилей в США подпадет под повышенные пошлины, что явно должно понравиться Маску.
Сколько из этих идей будет реализовано и в какой форме, сказать трудно: предвыборные обещания и лозунги вообще реализуются в не очень большой степени, а уж если речь идет о Трампе, так тем более. Он давно зарекомендовал себя хозяином своих слов — в смысле готовности взять их назад или просто не обращать внимания на когда-то обещанное. В предыдущую каденцию Трампу удалось совсем немногое из заявленного из-за противодействия Конгресса и правительства. В этот раз Трамп куда лучше контролирует Республиканскую партию и может рассчитывать на большее понимание конгрессменов. Уроки прошлого в противостоянии с «глубинным государством» тоже выучены, и команда Трампа много думала над тем, как заставить аппарат работать на президента, а не против него.
Наверное, можно ожидать некоторого увеличения американской нефтедобычи по отношению к тому, что было бы при Харрис, но отнюдь не революционного. Этот рост может быть абсорбирован внутренним американским спросом, сохраняющимся из-за более медленного, чем предполагалось, перехода на электромобили. Рост производства и экспорта СПГ будет весьма значительным, как и усилия по обеспечению рынка для этого газа, но так случилось бы при любом исходе выборов. Расширение экспортных возможностей может привести к некоторому подорожанию газа на внутриамериканском рынке, что создаст стимулы к развитию возобновляемой электроэнергетики (по крайней мере в некоторых штатах) безо всяких дополнительных усилий со стороны администрации Трампа. Глобальные усилия по выстраиванию институтов торговли квотами на углеродные выбросы, снижению выбросов и т.д. будут развиваться без участия США и, может быть, с некоторым американским противодействием, что сильно замедлит их развитие, но они и сейчас уже значительно слабее, чем были на пике в 2021 году.
В итоге некоторые нереволюционные изменения могут произойти на внутриамериканском рынке энергии, но они не окажут влияния на глобальный рынок. Наоборот, определенное влияние на него окажет ввод новых мощностей для производства СПГ, которые увеличат экспортные возможности США, но это никак не связано с идеями и предполагаемой политикой Трампа на этом направлении. А его возможные решения в этой сфере могут сказаться на ситуации лишь далеко за границами его президентского срока. Сделка с Саудовской Аравией маловероятна, потому что в результате терять долю рынка будет не только Россия, но и американские производители. Наконец, сценарий с вытеснением России с мирового рынка нефти с помощью эмбарго выглядит технически слишком сложным — относительно быстро заместить всю российскую нефть вряд ли возможно.
Так что энергетическая стратегия Трампа, скорее всего, останется в основном эпизодом предвыборной борьбы.